Почему Николай Амосов так и не смог пересадить сердце, хотя был к этому абсолютно готов

Почему Николай Амосов так и не смог пересадить сердце, хотя был к этому абсолютно готов

Сегодня, 6 декабря, исполняется 111 лет со дня рождения легендарного украинского кардиохирурга Николая Амосова, который стал родоначальником проведения сложнейших операций на сердце. Многие системы для них, в том числе и аппарат искусственного кровообращения (АИК), он создавал сам.

Почти на 20 лет раньше

В Советском Союзе первая успешная операция пересадки сердца была сделана в 1987 году Валерием Шумаковым в основанном им же Московском научно-исследовательском институте трансплантации органов и тканей.

Однако были все основания и предпосылки осуществить такой хирургический прорыв еще в 1968 году, когда при всесторонней поддержке правительства Украинской ССР к такой операции начали готовиться кардиохирурги во главе с Николаем Амосовым. Но этого не произошло. По целому ряду причин. Впрочем — все по порядку…

Сейчас смотрят

Иммунологическая панель

Следует отметить, что Николай Михайлович очень тщательно готовился к такому шагу. В частности, он создал уникальную иммунологическую лабораторию, назначением которой была научная проверка совместимости тканей реципиента и донора.

Эту лабораторию, по предложению самого Амосова, возглавила талантливый бактериолог и иммунолог, член-корреспондент НАМН Украины Екатерина Чернушенко.

Если схематично, то суть исследований заключалась в проверке на иммунологические показатели крови, которая была взята у 50 потенциальных реципиентов, среди которых, кстати, был и Николай Амосов.

Эту кровь, по определенным индексам, сравнивали с кровью, которая была взята у женщин, рожавших не менее семи раз. Почему именно у них? Потому что вследствие многократных родов у них присутствует практически полный набор антител, свойственных  человеку.

Кстати, нашли таких матерей-героинь аж в Туркмении, которая тогда еще была в составе единого государства.

Однако когда эти опыты были завершены, Амосов внезапно… передумал делать пересадку сердца.

— Он пришел ко мне и прямо сказал, мол, все отменяется, передавай панель исследований кому хочешь, — вспоминала Екатерина Чернушенко.

Вскоре панель передали профессору Виктору Карпенко для трансплантации почки. Вот такой произошел крутой разворот, очень, впрочем, типичный для характера Николая Михайловича.

Что же случилось на самом деле? На этот вопрос вполне отвечают строки первого издания книги Амосова “Голоса времен”», которое, в отличие от последующих переизданий, является наиболее аутентичным и точным. Далее — слово самому Николаю Михайловичу.

Не смог переступить через жизнь

…В том же 1968 году задумал пересадить сердце. Большого желания не было: предвидел тяжкие переживания для души, при том, что реально мало кому можно помочь. Но — нужно. У метода есть будущее, на него надо работать уже сейчас. Принять тяжесть. И… грех?

Прочитал все доступное по пересадкам. Ясно, что не готовы, но полная готовность никогда не придет, если не начинать. Даже с неохотой. Да, нужна иммунная совместимость, а иммунологии у нас нет. Можно выбирать по группам крови.

И нужно живое бьющееся сердце при погибшем мозге. Есть методы и специалисты — гибель мозга можно установить. Это самое главное. А самое противоречивое — в моральном плане. Потому что бывают чудеса: просыпается обреченный мозговой больной. Даже через месяцы. Но весь мир идет на риск ошибки.

Месяц вели эксперименты на собаках в лаборатории у кибернетиков. Собак было жалко, как всегда. Тем не менее — надо. Хирург должен переступать… Иначе не лезь.

Нет, героем себя никогда не считал. Через новые рискованные операции всегда переступал, как через тяжкий грех. Только не спрашивал аванса у Бога…

Положили больного, кандидата на пересадку. Честно выбрали, абсолютно безнадежного с поражением всех систем сердца: миокарда, коронаров, клапанов. Спросили согласия самого и родственников. Куда им было деваться? Вот-вот умрет, с постели уже не встает…

Ждали примерно месяц. Привезли молодую женщину после автокатастрофы с разбитой головой. Положили в операционную, где собирались забирать сердце. Стали исследовать, родственников ждать. Невропатологов пригласили. Пульс еще ощущался, энцефалограмма — почти нулевые колебания. Череп сильно разрушен, мозг — частично вытек. Нет, я не помню ее внешности, старался не смотреть.

Пришли родные. Объяснял им, что и как. Абсолютная безнадежность, вопрос нескольких часов. Но можно спасти человека, тоже умирающего. Они не решились прямо сказать: “Берите!”. Но скорее “да”, слышалось между всхлипов матери.

— Если все безнадежно… но еще посмотрите… А вдруг?

Стали смотреть: пульс, кровяное давление, ЭКГ. Уже готов АИК — подключить к бедренным сосудам, как только осмелимся. Ждал, когда сердце начнет умирать. Родным все время сообщали, что состояние ухудшается. Они по-прежнему были в отчаянии…

Вот тут бы мне и надо было — переступить! Не смог. Ждал момента, когда сердце остановится, чтобы мог пренебречь согласием родных. Подключить АИК и оживить сердце. Но шли часы, агония продолжалась, ЭКГ еще писало слабые кривые. Пока не стало ясно, что подключаться уже бесполезно. Известно, что агональное сердце пересаживать уже нельзя.

Скомандовал: “Отбой”. Что? Почему? Испугался прокурора? Трудно сказать. Скорее нет. Достаточный авторитет, родные в присутствии свидетелей не говорили решительного “НЕТ”, была составлена документация.

Не смог переступить через жизнь. Пока сердце работает — человек жив. Знал, что это суеверие, что жизнь в мозгу, а не в сердце. А в душу, которая якобы в сердце, не верил… А все же — грех!

— Не надо хитрить, Амосов. Ты просто испугался.

Попытки не повторялись. Больной, который ждал, умер через несколько недель.

Если вы увидели ошибку в тексте, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Cntrl + Entr.
Знайшли помилку в тексті?
Помилка