Детский онкогематолог, заведующий отделением трансплантации костного мозга НСДБ Охматдет Александр Лисица в интервью Фактам ICTV рассказал о том, с какими вызовами ему пришлось столкнуться в первые дни и недели полномасштабного вторжения войск РФ на территорию Украины.
— На 24 февраля 2022 года у меня было запланировано 40 пациентов на трансплантацию. Все они были уже на финальной стадии обследования. Также были подготовлены их доноры в Польше и Германии.
Но после начала полномасштабного вторжения первое, что нарушилось – это логистика. Последние клетки нам привезли 23 февраля. А 25 февраля многие сотрудники не могли приехать на работу.
Врачи и медсестры жили в клинике следующие две недели, поскольку кто-то не мог добраться до работы, кто-то оказался в оккупации. Сказывался и комендантский час, который длился по три дня.
— Многих пациентов пришлось эвакуировать в другие страны?
— По этом поводу мы связались с польскими коллегами. С помощью реестра переключили доставку клеток на те центры, которые согласились бесплатно взять наших детей.
В Польшу забрали пять пациентов. Но через неделю поляки поняли, что их мощностей не хватит, и включились наши партнеры из США. Под их руководством был создан хаб в Польше. К нему присоединилось более 30 клиник, которые готовы были взять 5-10 пациентов на тот или иной вид лечения.
Таким образом, более тысячи наших маленьких пациентов вместе с родителями уехали из страны на лечение. Восьмого марта была последняя волна эвакуации больных из моего отделения.
Почки не работали с рождения: в Охматдете сделали пересадку органа двухлетнему ребенку— А какие случаи в процессе эвакуации запомнились больше всего?
— Например, мы еле-еле успели вывезти семью с больным ребенком из Ирпеня. Подключались волонтеры.
Мы договаривались в каждой области, чтобы нас сопровождала полиция. Потому что осталась только одна дорога на Белую Церковь. Других путей во Львов не было. Были очень сложные погодные условия — во Львов мы ехали более 20 часов. Это было тяжело: трудные дети, крайне трудная дорога. Если бы не полиция, мы бы, пожалуй, и двое суток добирались.
К слову, статья об эвакуации украинских детей-пациентов даже была опубликована в Тhe Lancet, одном из лучших медицинских журналов в мире. Ни одна страна не имела такого масштабного опыта, как действовать правильнее, быстрее, как взвесить все риски…
— Известно, что Охматдет, помимо детей, начал брать на лечение и взрослых…
— Я знал, что с онкологической службой для взрослых все очень сложно. А у нас, учитывая то количество трансплантаций, которое планировалось, мы имели полное обеспечение. Тогда я предложил руководителю Охматдета Владимиру Жовниру брать взрослых пациентов. Он поддержал эту идею, и мы подали больницу на соответствующую аккредитацию.
Кроме того, у нас был опыт доставки клеток из Индии – они суммарно преодолели 6 тыс. км. При том, что надо было уложиться в 72 часа: самолетом из Индии в Польшу, из Польши – до границы, от границы до нас. К тому же, не все дороги в апреле-мае еще работали, то есть нужно было ехать в объезд. Это крайне трудно.
— Приходилось спускать пациентов в подвал во время воздушных тревог?
— Пациенты после трансплантации нуждаются в стерильных условиях пребывания. В подвал мы спускались один раз, когда была информация, что в сторону Киева летит много ракет. Но это технически сложно и опасно для пациентов.
Тогда я позвонил генеральному директору клиники и сказал, что своих пациентов будут спускать в подвал только, когда ракеты начнут падать рядом. Потому что опасность от нестерильных условий больше в несколько раз, чем от риска прилета.
— Были ли сложности с обеспечением медикаментами, донорами?
— У нас некоторые медикаменты приезжают из Европы, но глобальных проблем не было. Единственное что, многие доноры ушли в тероборону, а еще комендантский час. Поэтому было принято решение, что, если у нас будет критично, препараты крови будут сдавать сами медики.
— Сколько трансплантаций удалось провести?
— На сегодня мы сделали 34 трансплантации, из них до полномасштабной войны – 9. То есть во время полномасштабной войны провели 25 трансплантаций.
К слову, был у меня пациент, у которого не было в мировом реестре донора. Поэтому донором мы ему выбрали папу. А папа — в ВСУ.
Замечу, что наилучший вариант донации, это когда пациент уже получил параллельно высокодозную химиотерапию, и за день до трансплантации набирать клетки от донора. Иногда это можно сделать немножко раньше, то есть криоконсервировать клетки при ультранизких температурах – 80 градусов ниже нуля или в жидком азоте.
Именно вариант криоконсервации был выбран в этом конкретном случае. За день до трансплантации, мы узнали, что папа ребенка погиб под Харьковом. То есть получилось так, что он спас своего ребенка уже после смерти. С мальчиком все хорошо. Теперь у него в кроветворении иммунная система папы, которого уже нет.
— Как удавалось справляться с эмоциональным напряжением, чтобы работать дальше?
— Скажу честно, нам действительно трудно. Без света, без отопления. Когда твоя коллега едет на работу, пишет, что опаздывает, а в ее машину прилетает ракета. А ты потом едешь на погребение и видишь ее ребенка, который остался без родителей. Это все очень тяжело…
Но я понимаю и меру своей личной ответственности. Понимаю, что на меня смотрят люди, прислушиваются, берут пример. Поэтому я не имею права на проявление слабости. Во имя жизни своих пациентов.
— Как маленькие пациенты реагируют на войну?
— Дети остаются детьми. Мои пациенты сначала плакали, а потом за семь дней привыкли к воздушной тревоге. Родители паниковали больше.
Дети все прекрасно понимают. Но мы старались ограждать их от страшных новостей. К тому же, они не ездили по Киеву, не видели, что происходит. А в больнице — психолог, больничный клоун, мы осуществляем их мечты, проводим лечение. Такой купол создали, чтобы максимально защитить.
— Насколько важно сотрудничество Украины с иностранными партнерами?
— Моя принципиальная позиция была в том, чтобы оставаться в стране до победы. Но я не смог отказаться от участия в проекте Фундации Елены Зеленской в Великобритании. Потому что это проект ради страны, а не ради моего профессионального обучения или чего-то еще.
Я получил приглашение из Офиса первой леди, ознакомился с проектом. Понял, насколько он важен для Украины. Я прекрасно понимаю, что мое отделение не будет сверхсовременным без дополнительных финансов.
Образование, медицина и гуманитарная помощь должны стать приоритетами. И это те направления, по которым работает Фундация Елены Зеленской.
Люди, которых я встретил в Лондоне, были в восторге от того, как удается украинским медикам в таких бесчеловечных условиях продолжать свою работу. Спрашивали, как мы справляемся. Они действительно готовы помогать нам еще больше.
Вот, например, больница в Изюме, на восстановление которой Фундация собирает деньги. Мы прекрасно понимаем, что она очень близко к линии фронта. Но в этой больнице оказывали помощь более 100 тыс. человек за год. Представляете, сколько пациентов могут остаться без жизненно важной медицинской помощи? Этого ни в коем случае нельзя допустить!
Фото: Охматдет, Фундация Елены Зеленской