Учительница английского из Балаклеи Виктория Щербак во время оккупации в 2022 году была в российском плену вместе с несовершеннолетней дочерью и мужем. Педагога заставляли преподавать по программе страны-агрессора. В камере учительница встретила и свою бывшую ученицу, над которой издевались российские военные.
— У нас есть небольшой летний домик, где есть газ и вода, мы решили, что лучше жить там, ведь в городе, к сожалению, выбило окна и не было отопления, — начинает рассказ Виктория.
В начале полномасштабного вторжения семья даже не помышляла выезжать, думали, что все ненадолго. И только когда 2 марта 2022 года колонны российской техники вошли в город, поняли, что все гораздо серьезнее.
Новая инициатива Минобороны Украины: смешанные медицинские комиссии для обмена пленными— Они ходили опрашивали, проверяли документы, расспрашивали о соседях… Хотели чтобы мы доносили друг на друга.
Виктория работала в Балаклейском лицее. В городе, говорит, знали о ее проукраинской позиции, но педагог была уверена, что все будет хорошо, старалась никуда не ходить, работала в саду во дворе, законов не нарушала.
Вскоре начались аресты.
— У мужа знакомых арестовали, на нашей улице много кого арестовали, у подруги моей отца арестовали — очень избили до потери сознания. И мы решили выезжать.
Виктория решила вывезти ребенка, который на тот момент был в выпускном классе. К тому же, в июне оккупанты начали набирать в школу учителей, чтобы с сентября организовать обучение по российской программе.
Некоторые коллеги согласились сотрудничать с врагом и агитировали ее, говорит Виктория, говорили, что будут преподавать русский язык, а дочь будет учиться в Москве.
— Я тогда пришла домой, и, если честно, повеситься хотела, такая была безнадега, понимаете? Как я буду детям своим в глаза смотреть? Что я буду им говорить? Что я сначала рассказывала, что надо любить Украину превыше всего, а теперь буду вешать на доску флаг русни?
Учительница решила выезжать — собирали деньги, вещи. Это было в конце июня, муж поехал на завод Хенкель, чтобы забрать партию лекарств, которые волонтеры доставляли с подконтрольной Украине территории в оккупированную Балаклею.
Но тогда это не удалось сделать из-за обстрелов, муж вернулся ни с чем, говорит учительница. Когда приехал домой, Виктория с дочкой стояли в домашней одежде на улице, несколько человек с автоматами допрашивали их и проводили обыск в доме.
Перед этим почистила все, потому что собирались выезжать, а дочь не послушала и не почистила телефон, рассказывает Виктория. Оккупантам не понравилось то, что они увидели.
— Плохо вы воспитываете вашу дочь, что это она нас называет свинособаками? И почему вы пишете, что вы в оккупации, мы же вас освобождаем! Не нравится мне ваша семейка, — передает учительница слова оккупанта.
Ей приказали собирать вещи, арестовали и мужа, хотя в его телефоне вообще не было никаких записей, однако оккупанты обвинили его в передаче разведданных. В плен забрали и 16-летнюю дочь.
— Я говорю: “Вы сейчас забираете девочку 16 лет — сироту! Она сирота под моей опекой. Я учитель русского языка, инвалид 3-й группы, и вы нас арестовываете? За что? — вспоминает учительница.
Женщину с подростком посадили в железную клетку — всего их там было четверо, места хватало только сидеть, в туалет водили раз в день, в противном случае приходилось ходить в бутылку, рассказывает Виктория.
В клетке встретила соседку-баптистку. Та рассказала, что верующих оккупанты также преследовали и издевались над ними. Помещение было разделено на ячейки, женщина слышала, что там находилось много людей, они перекрикивались, спрашивали, кто и откуда.
— Потом нас с мешками на голове перевели в тюрьму, вели через улицу, в полицейском участке есть камеры для задержанных. И ДНРовцы, которые нас туда завели, были очень поражены, что ребенка туда надо сажать. Они переспросили, сколько ей лет и даже попросили у россиян подтвердить свой приказ, — вспоминает Виктория.
Несколько дней Виктория с дочкой находились в камере — это было небольшое помещение, рассчитанное на двух человек, с двумя деревянными лежаками и унитазом прямо в камере. Стояла страшная вонь, электричества и воды долгое время не было.
Позже в камеру привели 22-летнюю жительницу Балаклеи, Виктория узнала в ней свою бывшую ученицу. Она была очень обессилена, избита, ей морально очень угрожали, совали дуло автомата в рот, раздевали наголо, издевались.
Есть не давали, Виктория начала стучать в дверь и требовать еды, потому что запасы, которые брала из дома, закончились. Тогда их начали кормить раз в день холодной гречневой кашей — одной порцией на двоих — и два литра воды на двоих. Этого было критически мало, говорит Виктория, учитывая, что надо было еще смывать этой водой туалет.
Виктория все время думала о предстоящем допросе, постоянно дочери шептала: “Не надо фамилий никаких называть, плачь и говори, что не знаешь, забыла, ты же актриса у меня (ред. — девушка хотела стать актрисой, и сейчас учится на актрису), играй дурочку. Ты сирота, ребенок, тебя должны пожалеть”.
На следующий день камера открылась и повели на допрос дочь, вспоминает Виктория.
— Это очень тяжелый момент, на самом деле. Я там не плакала вообще, я старалась всегда быть веселой, я не должна была показать ребенку, что я пала духом. Думаю, потом меня вызовут, дай Бог, вынести издевательства и не сказать ничего такого, чтобы не ухудшить наше положение.
Когда ребенка привели, она прошептала, что во время допроса ее снимали на камеру, но она ничего не сказала. Сразу забрали на допрос и саму Викторию.
Когда мешок сняли, учительница увидела трех вооруженных мужчин с автоматами. Первый начал с того, что он очень уважает украинцев: “Откуда такая ненависть, мы вас освобождаем, мы же все из Советского Союза, вот вы 67-го года, вы же из Советского Союза, мы же одной крови”.
Виктория поняла, что его роль проводить агитацию. Он весь разговор снимал на камеру.
— Ждал, что я что-то скажу. А я вообще не считаю, что советский союз то государство, по которому надо скучать. Я голосовала за отделение Украины. Но что я буду ему рассказывать? Сижу молча.
Оккупант начал агитировать учительницу преподавать в лицее по российской программе. Во время допроса другой российский военный отмечал что-то в блокноте, как потом Виктория поняла, ставил метки на реакции и позы учительницы во время допроса.
— Я уже понимала, к чему идет речь — этот агитатор, этот психолог-аналитик, а там еще третий в углу сидит — палач. А мне все хуже и хуже. Руки и ноги начали неметь. “А хотите мы покажем как девочек таких, как ваша дочь, насилуют прямо у мам на глазах?”
В итоге учительница потеряла сознание. Предполагает, что ее долго откачивали, потому что, когда пришла в себя, оказалась в луже, а над ней склонились много людей, в том числе и в белых халатах.
— Они меня раньше забирали с инфарктом и они сказали, что у меня скорее всего предынфарктное состояние и надо под капельницу. Они меня отвезли. Они меня спасли.
Туда же привели дочь. Пока Викторию лечили, ФСБшники проверяли не сбежала ли она.
Держать длительное время женщину не могли — больница не работала, там был лишь организован пункт экстренной помощи. Когда состояние стабилизировалось, Виктория вышла из больницы, но у нее не было ни ключей, ни денег, ни телефонов, ни документов. Женщина понимала, что на первом блокпосте их задержат.
Учительница с дочкой пошли пешком домой. Форточка в дачном доме была открыта, отжали окно, залезли и стали жить, рассказывает Виктория. А потом она ходила каждый день под тюрьму, сидела и ждала мужа. И в конце концов его отпустили.
— Калитка звякнула, смотрю — какой-то старик идет — седой, борода, я не поняла кто это. Вышла, а он идет ко мне и плачет.
Виктория начала волонтерить — с соседкой готовили еду и возили в больницу.
Ее подругу, живущую неподалеку, выпустили через 10 дней. Следователь любил приходить ночью к ним в камеру в одних трусах и вести разговоры о Льве Толстом.
— А моя подруга говорит: “Вы говорите, что мы нацисты, какие же мы нацисты?” И она ему наизусть “Войну и мир” цитировала, — вспоминает Виктория.
Учительнице удалось уехать вместе с дочкой через Печенеги. Там по понедельникам оккупанты выпускали людей на подконтрольную Украине территорию. Из документов был только загранпаспорт, который остался на квартире, где не было обысков, говорит Виктория.
Волонтеры помогли обойти почти все российские блокпосты, ведь учительница предупредила, что их семья в черных списках. Муж Виктории остался в Балаклее вплоть до деоккупации. Освобождение Балаклеи учительница встретила во Львове. Ей сообщил об этом бывший ученик, ныне военный.
— Они тогда еще у меня спросили, а если “россия здесь навсегда, что вы будете делать?”. Я говорю, наша главная цель выжить, чтобы дети наши выжили, и нация наша осталась. Я так смело себя вела, как будто я бессмертна. Как мне потом сказали, именно таких, как я женщин, уверенных в себе, которые мечтали, чтобы нация выжила, и ломали….